Не сказать даже, расстались ли мы - это за гранью добра и зла. Все твердят одно и то же: помиритесь ещё. Бу спрашивает, не остановил ли он меня, когда я собирала вещи. Говорю, его не было дома, ночевал у Ню и сейчас с Ню. Всё как в августе, всё как осенью. "Он сумасшедший у тебя?" "Он идиот". Бабсовет жаждет растерзать обоих; брат закономерно утверждает, что я наступаю на любимые грабли, а люди не меняются; Р лаконично пишет "крепись"; Зебра обещает приехать, когда поправиться, Лу и Н - когда приедут в Москву. Кир заботливо вопрошает: "Снова расклеилась? Соберись. Если не пойдёшь дальше, то никого не встретишь". Да встретила уже.
"И о тебе планирую помнить долго,
Видимо, аж до самого катафалка."
"Я тебя люблю и до смерти буду
И не вижу смысла про это врать."
Мальчик влетает в комнату и кричит: "Мне будет не всё равно в 40 лет!" Вот мне тоже. Такие раны до конца не заживают. Такие личные трагедии оставляют отпечаток навсегда.
Мне даже сказать нечего по сути. Всё повторяется в который раз. Всё идёт по кругу. Чёртыре раза их троица выпадала по одному. Кто ещё посмеет заявить, что всё будет хорошо? Когда ещё я смогу поверить в чьё-то "люблю"? Как снова жить одной, если он твердил, клялся, божился, что теперь точно /мы/ и точно /навсегда/? Моё сердце слишком глупое, а я слишком открытая. Радуйся, Девочка Удобно. Ты ему давно надоела, но с тобой легко, а со мной трудно. Он отчаялся справиться, он всё тот же маленький мальчик, в очередной раз сбежавший от Этой Страшной Семейной Жизни.

Я учу Полозковское Aeroport Brotherhood на слух, метаюсь между желаниями уснуть, вот прямо сейчас, отодвинуть монитор, свернутся калачиком и уснуть, ни бессонниц, ни мыслей, ни глаз в дверном окне, и пойти на кухню, раздавить случайно тапком наглого рыжего, поставить чайник, дочитать номер "Русского Репортера". Мне отчаянно хочется думать о том, для кого это, мне грустно вздыхать над каждым неисписанным календарным листом. Целым листом, чёрт возьми. Прошли не дни - месяцы.

Невозможность рифмой, невстречи, неразговоры. Нежелание писать ещё письма-треугольники Т. Он сказал, что малая толика вероятности - на войну. У меня был шок и немая истерика. Я начинаю неумело крыть матом, выискивая хотя бы пятом слов, способных эмоционально окрасить пустые слова "не отпущу". "Каким образом?" "Любым доступным". Я люблю тебя, о чём ты думаешь, когда выставляешь напоказ ваши суровые полу-шутки, грубые, мужские холодные. "Ты хороший, солдат, парень". Мне это понятно. Я верю в тебя, конечно, безусловно. Если вдруг что - ты вернёшься живым и здоровым, ты не пропадёшь, а ещё и медаль дадут.

У меня болит спина, я не помню, когда последний раз меняла простыню, расправляю-то её через день, сплю на пледе, под одеялами без пододеяльника, в чёрной отцовской водолазке, протираю щиколотки водкой, спасаясь от аллергии. У меня на фоне красивая девочка, в низких чулках, с чем-то алкогольным, а я не хочу быть такой ни для того, кроме М. Пиши ему смки по двадцать в одной, месячный пакет не растрачен. Не замечаю, как от "мне нечего тебе рассказать" дохожу до "вот тебе все ответы, на!".